ЧЕТВЁРТЫЙ РАУНД
1
- Амбивалентность... Бихейворизм...
Вкрадчиво прозвучало у меня над ухом. Ё! - от такой вкрадчивости можно и инфаркт схлопотать! Или в кому угодить, не дай бог!
Мы смотрим, а это Гектор Пасюкевич выясняет обстановку. Он психолог. И на него это заметно накладывало. Впрочем, остальных он тоже вздрючивал. По всем канонам психоанализа...
Воротник поверх пиджака. Залысины. И взгляд, уходящий прямиком в подсознание клиента.
- О, маэстро разговорного жанра пожаловали! - приветствовал его дядя Сява.
Мы поздоровались с Гектором.
- Вы со мной поздоровались, - сказал психолог. - и вам стало легче?... Это хорошо! Это нормально!... Вы словно сбросили тяжкий груз...
- Гектор, кончай! - оборвал его дядя. - Мы по делу.
- А можно я с вами? Я могу разрулить любую ситуацию. Поймите, любую!
Мы не возражали. Нам-то что? Пусть разлуливает. Мы ведь больше по скулам разруливаем. А он - словесно.
- Это нормально! - сказал Гектор.
- О! А это кто?
Дядя хотел было объясниться, но я быстро вмешался: - Это Василиан... наш родственник... Из Казахстана... Вот приехал посмотреть Москву... пока она ещё не совсем изменилась.
Не говорить же ему, что он из холодильника?! Так Гектор всех нас в кукукнутые запишет. Ему только повод дай. Быстро с диагнозом окажитесь!
Единственное, думаю, как бы Ластик чего не сболтнул. Нет, смотрю, ведёт себя как нормальная собака. Без всяких там бла-бла-бла. Хвостом виляет.
Пасюкевич принялся за Василиана. Мол, как долетели? И вообще - как это сейчас возможно - долететь? Нет ли каких фобий? Что напугало вас в детстве?
- Гектор Иванович, - говорю. - человек Москву прилетел посмотреть. А не на ваш сеанс психонализа!
- Пенки, - сказал Пасюкевич. - это хорошо! Вы говорите со мной как взрослый со взрослым. И поэтому...
- Всё! Баста! - не выдержал Блин Сода.
- Andiamo! - говорю.
- Andiamo! Andiamo! - подхватили остальные.
2
Проходим мимо квартиры Персикова. И вдруг Ваcилиан говорит: - Cтойте! Вы слышите?!
Мы на него - ???
Ничего не слышим. Тишина. Даже в барабанные перепонки отдаёт.
- А вы прислушайтесь!
И нас своим липким лилипутским взглядом окидывает.
Мы прислушались. И вдруг всё совершенно четко услышали.
- Ядрёна вошь! - сказал дядя Сява. - Чегой-то там, а?
- Убивают кого? Или пытают? - предположил Сода.
Ластик уши навострил. И у двери замер. А оттуда - крики. И это крики самого профессора Персикова!... Он почётный такой мужчина шестидесяти шести лет. C седой бородой. Очень культурный. То ли на ниве русского языка и литературы подвизается. То ли -физико-математических наук. Не разберёшь даже. Скользкий типчик.
Мы думаем, что же он там? Его жена - Донна Владимировна сейчас во Франции. Отдыхает с местными. А к профессору видно грабители забралиcь.
Мы дёрнулись - дверь заперта. Крики не утихают. Значит, ещё живой. И поэтому надо что-то делать.
- О! А! О! А!
Раз в десятый уже слышим.
Всех это потихоньку начинает раздражать.
- Да что они там с ним цацкаются? - в своей цинической манере процедил Сода. - Кончайте уже, а?
Но я был против. Я иногда брал у профессора книжки. И было бы несколько неудобно, если бы Персикова убили, а его " Незнайка " остался у меня...
- Ну-с, психолог, давай теперь ты... разруливай! - сказал дядя Сява.
Пасюкевич поправил воротник и сказал:
- Ясно одно. Профессор страдает фобиями. Может быть это детские переживания... Ему сейчас очень страшно. Иными словами - его сейчас мучают страхи! И моя миссия - как психолога - помочь ему избавиться от этих страхов. Я говорю ясно и понятно?
- Понятно! - сказал дядя Сява. - А как же ты будешь избавлять его от этих страхов? Гектор, дверь заперта!
Пасюкевич стушевался, но всё же выдавил напоследок: - Ещё многое науке про человека неизвестно... Ещё не всё...
- А может милицию вызвать? - предложил Василиан.
- О! Это хорошо! Это вы правилно говорите! Это нормально! - вновь оживился психолог.
- Жалко... Донны Владимировны нет, - вздохнул дядя.
- Дааа... Укатила пизда в Ниццу! - совсем некстати ввернул Блин Сода. Наверное, самый циничнейший из нас.
- А самим? - сказал я.
- Чего - самим?
- Ну... дверь взломать...
- Пенки, ты думай чем говоришь! - взвился дядя Сява. - Там и так уже вон... человека, можно сказать, убивают... А тут ещё мы заявимся! Здрасьте-пожалуйста, незванные гости! Это же чужая квартира! Была бы дверь открыта... мы конечно... вошли бы... без вопросов... Cпросили бы. Мол, что происходит, товарищи? Ну, а так. Сам посуди.
- А вы знаете, - сказал Пасюкевич. - тут у нас какие-то менты ошиваются... Ну, это сейчас почти по всей Москве... Время - сами знаете - какое... Так вот если бы их?
- О, светлая голова! Свет моих очей! - обрадовался дядя Сява. - Ты без психоанализма даже лучше соображаешь!... Пенки, давай дуй к Свёкле! Она у нас староста... Должна знать, где менты засели...
А ведь Василиан первый предложил, подумал я. Как-то не спонтанен сегодня дядя.
3
Cвёкла и её товарки пили чай и ели оладьи с вареньем.
Я влетаю к ним.
А они мне:
- Пенки, хочешь оладушка? С вареньем...
- Да какие оладьи?! О чём вы говорите?! Там Персикова убивают! Он орёт, как резаный! О! А! О! А!... А какое варенье?
- Вишнёвое... Ах, какое горе!
- Ну, ладно... давайте оладьи... ага... да, и с вареньем конечно... вот спасибо!
Думаю, я-то живой человек. Мне подкрепиться надо. А профессор может уже и откинулся. Ему теперь всё равно. А я-то чего тогда мучится буду?
Cел. Чаю налил. Ем. Они с вопросами. А я только - му-му-му! Ну как им ответишь, когда рот занят?
- Да... чистейшей души человек был! - говорит одна.
- Ага, и всегда вежливый... и всегда внимательный...
- Ох, пусть земля ему будет пухом!
- Да ты чаво, старая блядь, несёшь?!
Это не я. Это они меж собой.
- Как чаво - пусть земля пухом...
- Пухом? Вот пизда! Его ещё, Пенки говорит, только убивают! Вот когда убьют - тады и помолимся! А то - пухом! Ха-ха!
- А ты почём знашь? Мож его уже... ухлопнули?
- Святой человек!
- Да уж блядь!
Я быстро доел. А то неудобно. Меня товарищи ждут. Нам за Марлышом к дому-комоду идти...
Cтарушки пошли со мной. А Свёкла - за милицией.
- Пенки, ну где тебя носит?! - накинулся на меня дядя Сява. - Знаешь, нам его "о" да "a" уже поперек горла сидят!
Прибыла Свёкла с милиционерами. Мы их знали. Узел Дубевич и Ёлкинс с Палкинсом. Узел Дубевич - плотный, коренастый. С грубым, красным лицом. На Мартина Рогана похож. Капитан. Его спутники похлипше. Но - не рядовой состав.
Cобрав всю инфу, Дубевич сказал: - Дерьмово... Но дверь ломать не будем!
- Хе! А как же?
- Так ежели будем ломать... они ему ножиком по горлу - чик - и в кусты!
- А где там кусты, товарищ капитан?
- В окно, болван! Слушать надо! А не можешь слушать - записывай!
- Ну, почему, Узел? Я могу вые... выбить её одним моментом, - сказал дядя.
- И этого момента хватит, чтобы лишить жизни невинного человека! - назидательно произнёс Дубевич.
А крики. Или даже - стоны всё продолжались и продолжались. Чувствую, у всех терпение окончательно лопается.
- Да кончайте вы его там! - вскричала одна из бабок.
- Точно! Чего кочевряжится? По геройски уйти не может? Старый павиан!
- Чокнутый просто!
- Ещё пять минут и я сама от этих воплей чокнусь!
- Как только земля таких носит?
- Товарищ капитан, ломайте дверь! У нас уши затекли и болят!
- Помер бы... мы бы его так похоронили...
- Эх, вот... Донна Владимировна в Китай укатила...
- В Париж!
- А это что - рядом?
- Так! Тишина! - сказал Дубевич, извлекая из кармана связку отмычек. Все замолкли.
Дубевич стал пробовать. Одна не подошла. Другая не подошла... Третья не подходит! Что ж это такое?!
- Кто хоть ему этот замок ставил? Импортнашный что ли? Ни один хуй не берёт! - в сердцах выдал капитан милиции.
- Толик-алкоголик вставил. В прошлом году.
- Так тащите его сюда!
- Всё уже.
- Чего - всё?
- Упился и помер. Тоже замок кому-то вставлял. Да так и скончался... в чужой квартире. Никак её отпереть не могли. Пришлось дверь взрывать! Чуть пол-дома не снесли! Пиротехники чёртовы!
- Так ведь вырезать можно было, - удивился Дубевич. - Или через окно...
- Да это уже потом сообразили... когда мебель... ну, что оcталось... во дворике собирали...
- Задним умом все сильны!
Дубевич попробовал ещё одну. И вдруг на его губах заиграла плотоядная улыбка. И он стал как-то странно прижиматься к двери Персиковых.
- Что? Входит хуёвина? - поинтересовалась одна из бабок.
Дубевич, красный как рак, и продолжая вибрировать телом, cказал:
- Пошёл! Пошёл родимый!
А сам уже чуть ли не непристойные движения совершает.
- Эй, так он что... членом что ли открывает?
- Сама ты - член! Отмычкой! Он же капитан - ему членом при исполнении нельзя!
- Спасибо родной м'лиции! - услышали мы сзади себя голос Мягкого Софта.
Мы обернулись.
