THE TWELVE ROUNDS OF BOXING!
СЕДЬМОЙ РАУНД
1
Эй, Пенки, не застаивайся! Шнеллер, шнеллер! - тащит меня дядя. А мне бы ещё поющими милиционерами понаслаждаться. Где ещё такое увидишь? Но он прав. Надо торопиться.
Конечно, нам сейчас не до пропажи Задонова. Идол его древнеславянский пропал. Ещё найдёт! Чем только не богата земля русская!
Несёмся вниз по лестнице. Только смотрю - Ластик на ногах вяловат. Ясен красен - костиных сырков пережрал. Дурень! Какое-то соображение надо иметь? То вдруг говорить зачал, а потом опять до собачьего уровня скатился. Но по мне так даже спокойнее. Говорящий пёс - это или галлюцинация, или мистика. А я это категорически исключаю. Я в оккультные игры не играю, други мои! Пусть, думаю, лучше сырки жрёт, как порядочный. И не болтает.
Вобщем, Ластик уже безо всякого энтузиазма нам компанию составляет. Ему бы домой да на коврик. И вздремнуть малёк.
Я ему - Ластик, мож'домой пойдёшь?
А про себя думаю - только вякни чего по-человечьи, причпокну как сырок Кости Кокерского! И не поморщусь!
А он посмотрел на меня. Смекнул, видать, что молчание - жизнь. Гавкнул. И по лестнице заструился. Со всеми вместе.
Вдруг, глядим - явление археолога народу! Спиридон Тимофеевич Задонов личной персоной поднимается. В каске... бледный... и с черными резинками на ушах. Так и не снимет их никак. Отвлечённый от жизни человек.
Мы конечно притормозили. У него горе, а мы что - мимо?
Распросы. Пятое-десятое. Шестое-одиннадцатое. Седьмое-двенадцатое. Восьмое-тринадцатое...
- Я, ребяты, у вас когда очухался... Потом в прихожей немного посидел...
- Ага, - кивнул Блин Сода.
- Ну и... ваши журнальчики завлекательные... токмо любопытства ради... глянул...
- Hustler? - спрашивает Сода.
- Ой, уж и не помню!
- Penthouse? А может Playboy? В 70-х он вообще гремел!
- Да... что-то из этого всё сразу... cижу, картинки разглядываю... а сам о своём думаю...
Блин Сода ухмыльнулся, но промолчал.
- Вобщем, сижу, гляжу... а руки уже мысленно к своему тянутся... и слюньки в предвкушении текут... сами ж понимаете...
Сода не выдержал: - Понятное дело! Очень сочные картинки!
- А? Ну, да! Вобщем... не утерпел... и...
Мы на него - Иииииии?!
- И на будьвар... на то место... где этот сбруческий идол нашёл... Гляжу, а под скамейкой земля разодрана и... ничего нет! Вообще - ничего!
- Слушай, Спиридон, - сказал дядя. - а может померещилось тебе... что ты что-то нашёл? Ну подумай - как в современной Москве можно найти что-нибудь древнеславянское? Тут даже вывески не на своём языке! Capisci?
- Сapisco, сapisco... ( блин, они лучше меня итальянский знают! Я его только изучаю, а они на нём б о л т а ю т! Хотя - я ведь их этим заразил... ) В нонешней Москве все другому идолу поклоняются! Мир котится в пропасть... Нет, Сява! Мне ничего не померещилось! Ну и потом... я что - похож на сумасшедшего?
Мы стали к нему приглядываться. Под разными углами. C разных точек. Дядя Сява даже на корточки присел. Нет, на сумасшедшего не тянет. Я бы сказал - не дотягивает. Чудик? - да. C тараканами? - да. Но не сумасшедший. Стопудово!
Все посмотрели на Пасюкевича. Из нас только он один плотно изучал психологию и смежные с ней психические отрасли. Я тоже этим не брезговал. Но не с таким тщанием, как Пасюкевич.
- Что скажешь, Гектор? - говорит дядя Сява.
А тот уже почуял к чему общественное мнение клонится. Говорит: - Эээ... личность человека многоударна... многогранна! И в каждом разном случае мы имеем дело с совершенно разными понятиями. И представлениями. Если мы - в данном случае - взломаем подсознание, приподымем подкорку... и направим свой взор...
- А короче? - бесцеремонно оборвал психолога Блин Сода.
- Короче? Нет! Это не то! Это не классическая шифозрения... мдя... шило... мдя... физошре... Вобщем, это нормально! Это хорошо! Это прекрасно!
2
Обещаем Задонову, что займёмся им ближе к вечеру. А пока пусть потерпит. Ведь если всё это так - то мы этого идола хоть из Кремля вынесем!
Мы попрощались. И тут я чувствую, что меня осенило. Я даже замер от неожиданности. Так быстро это произошло.
Все на меня - Пенки? Пенки?
А я стою и поражаюсь ходу собственной дедукции.
Просто на своей шкуре чувствую, как Шерлок Холмс в своё время до всего допедривал. С доктором, конечно.
- А размер, значит, какой, - говорю. - у похищенного был?
- Ну... метра полтора... не больше, - c надеждой в голосе говорит Спиридон Тимофеевич.
- Тяжелый? Вы могли бы его дотащить?
Сода опять скривился. Эх, ну и циник ты!
Задонов чистосердечно отвечает.
- Нет. Один не смог бы. Уж больно тяжел. Я ведь и к вам-то пришёл... думал, вы подсобить сможете. А вы вон торопитесь куда-то... А вместе мы б его дотащили...
Ясно. У меня сразу вся картина в голове сложилась. И меня даже распирает от того, что я один допёр до того, что эти чудики понять никак не могут! Даже не знаю что сказать - во как распирает!... ( Вы, проницательные други, уже наверняка поняли, куда вел след моих мыслей? )
В такие моменты на людей вообще как-то по другому смотришь. Мол, ну что - букашечки... ничего понять сами не можете? А? Людишки?
А я вот знаю. Потому что дошло до меня. Cамую суть вещей вижу. В самом разрезе.
- Cпиридон Тимофеевич! - говорю, а у самого голос дрожит от торжественности момента. - Сейчас... совсем скоро... вы увидите... свою пропажу!
Он в меня вцепился: - Пенки - ты?! Ты?! Знаешь, где он? Не шутишь?
Чудак, зачем мне с его идолом шутить?
А остальные мне.
- Пенки, тебе Пуздой мозги что ль отбил? - это дядя Сява.
- Я видел... точно... когда у Костяна бились... Чича пару раз ему в голову попал! - это Блин Сода.
Какие жалкие люди? Думают, что все проблемы можно решить разбивая кому-нибудь носы! Я тоже так думаю. Но я, кроме того, думаю ещё и головой.
- Нам нужен Дубевич. Но без бабок.
- Эй, Пенки! Кончай уже! Нас Зопилов ждёт!
- Ты спятил? Опять в какую-нить историю влезем! И вообще... почём ты знаешь, где это "сокровище"? Шерлок Холмс что ли?
- Майор Пронин! - надымается Блин Сода.
А мне всё ни по чём! Смотрю на них, как на слепых котят.
Объясняю - Дубевич нужен для правопорядка. Он ведь орган правопорядка, так? Дайте мне пять минут и я удовлетворю Задонова, а?. В археологическом смысле.
Все закивали. Ладно, если так. Пять минут правопорядка вытерпим. Не маленькие.
И мы обратно к Свёкле, где Дубевич пьянствует.
3
А там уже другая картина.
Дубевич встал и ходит туда-сюда со своим пистолетом. Подойдёт к какой-нибудь бабке, приставит дуло к виску и нарочно-страшным голосом спрашивает: - Ну? Есть ещё наливка?!
Та в ответ: - Нету, милок! Нету!
- Тогда умри в пизду! - это капитан милиции.
И стреляет. Но не взапраду. А ртом - БАХ! БАХ!
Все в смех.
- Ой, ты, Дубяша, орёл! Ой орёл!
- Да нам ведь, бабы, тоже тяжело бывает! Не сладкая у нас служба! - говорит Дубевич.
И к следующей.
И всё по новой...
А Ёлкинс с Палкинсом на диване Акулину тискают. Она не совсем заматерела, как эти. С ней ещё можно. Да она и сама не против под органы милиции попасть.
Cвёкла - порядочно-пьяная - из серванта "Советское шампанское" достаёт.
Эти старушки по части выпивки молодых обойдут. Старой закалки люди.
Вот и Свёкла. Стоит дуга дугой. А фольгу с горлышка сдирать умудряеется. Шампанское всегда так упакуют - с ним за столом больше других возятся.
Вот бабы. И чего они в "Обществе Охраны Христа" забыли?
Дубевич к очередной "жертве" подкатывает. А это - Пелагея Ильинишна. Её ещё Геей зовут. Для краткости.
Cхватил её за волосы и про наливку спрашивает. Мы как раз к этому эпизоду успели. Смотрим.
Гея смеётся - Хуй тебе наливка, мент сраный!
- Тогда умри в пизду!
И выстрелил.
БАХ! Так прогремело - аж на всю комнату! Ртом так не сделаешь. Даже не пытайтесь. А то горло сорвёте.
Смотрим, Пелагея Ильинишна в тарелку с вишневым вареньем падает. Замертво!
Вот - доигрались!
Все в шоке.
Не поймёшь - где кровь, где варенье... А вместо лица одна сладко-кровавая масса.
Дубевич и сам в шоке. Столько свидетелей! На всех патронов не хватит...
- Как вы неприлично себя ведёте, товарищ капитан!
- Вот тебе и орёл! Женщину с вареньем застрелил! Даже доесть не дал! Изверг!
- Кончилась сладкая жизнь!
- Это у кого?
- А у обоих!
- Да он, блядь, и обои забрызгал!
- Не он, а она. В тарелку-то кто мордой плюхнулся?
- А стрелял кто? Думай, блядь, прежде чем прожуёшь!
- Я вот что думаю, бабоньки... надо создать в обществе такую обстановку, такие условия... при которых стало бы просто неприлично убивать тех, кто есть варенье!
- О как Матрёна сказала!
Все захлопали.
- Гениально! Для неё теперь только один путь - в президенты!
- Это кому? Пелагее?
- Ох, ну и дура же ты! Где ж ты видала президента с таким лицом?
- А при Яйцине... тоже весело было... Навроде этого...
Дубевич смотрел, смотрел. И решил сказать.
- Вы это... на меня бростье гнать... у меня вот это... из дула даже дым не идёт!
Бабки засмеялись.
- У наших мужиков из дула ничаво не идёт!
- Идёт, идёт! - смеётся Акулина. - Один дым и идёт!
- Почему? Вон покойный Кондратий всех баб на дыбы ставил!
- Ага, и помер через одно место!
Опять смех.
Cвёкла, как дуга-передуга, подходит к столу. В руках откупоренная бутыль.
- О! Глядьте! Щас шампусика долбанём!
А ей - Ты чё? Узел Пелагеюшку пришил!
А Дубевич пистолет в руках вертит. Никак не поймёт - как же он так. А потом взял и дуло к виску себе приставил. Думаем, сейчас себя грохнет. Пьяный же.
- Ну... простите, если кого обидел, - говорит. - Да, взятки брал... крышевал... покрывал, подтасовывал! Да! Да! Да!... только ведь... ради детей...
Cам бледный. А нам интересно, неужели и вправду застрелится?
- Узел, ну ты не томи! - сказал дядя. - Или мы тебя повяжем и ментам сдадим.
- Эх, ладно! Всё равно меня рано или поздно посадили бы! А после этого... - Дубевич посмотрел на Пелагею Идьинишну. - и подавно!
Все ему - Прощай, капитан!
- Прощай, Узелок!
- Сiao!
Он на курок. Чик! Чик! Осечка!
- Вот, блядь, и застрелиться по человечески не может!
- Да как'ж они на задания в таком неподготовленном виде выходят? А если бы он в бандита стрелял?
- Ага, стоял бы и чикал, как дурак! Чик-чик! Чик-чик!
- Ой, что'й то с ней?
А Гея в тарелке головой замотала. Ожила! Её под руки. Смотрим на лицо. А оно всё в варенье. Даже и на лицо не похоже. Если бы не глаза. То что это у людей лицо - часто глаза выдают... Cтали голову щупать. Нет, мозги вроде тоже на месте.
- Ожила, блядь!
- Почему же - блядь?
- А через неё капитан милиции стреляться хотел!
А Свёкла своё гнёт: - Так в честь этого шампусика надо тяпнуть! За счастливое воскрешение нашей Пелагеюшки-душечки! А то я её открывать заебалась!
- Хе! Так через тебя вся эта херня и заварилась! - сказал Сода.
Дубевич стоит как не свой. А потом приставил дуло к голове Свёклы и заорал благим матом: - Да я ж из-за тебя стреляться хотел! Сука ты! Сука! Умри в пизду!!
У нас опять немая сцена.
И вдруг Василиан говорит: - А вы, значит, и взятки брали? И крышевали? А с владельцами иномарок что было?
Дубевич сразу остыл. Как будто отрезало ему что-то.
- Да оговорил я себя, товарищи! Оговорил! Я-то думал, вашу товарку прихлопнул... Вот нервы и не выдержали, понимаете? Если б я честный был - с какого срака мне стреляться тогда, а? Видите, всё сходится! Вы уж меня извините! Свёкла, не бери в рот... эээ... в голову. Прости!
И быстро свою игрушку в кобуру запихивает. Но это ему кажется, что быстро. А у самого в руках будто отбойный молоток. Ходуном весь ходит.
Все видят, что всё хорошо закончилось и уже самого Дубевича cтали чествовать.
- Слава богу, хоть сегодня всё обошлось!
- Хорошо посидели, да - девки?
- Cлава родной милиции!
- Слава!
- Да ну что вы, - засмущался Дубевич. - Это наши обычные, трудовые будни. Служба в милиции сопряжена с трудностями и чревата... Да я и ничего и не сделал! Такого...
- Так за это тебе почёт и слава! - сказал дядя. И похлопал его по плечу.
